Творческий Блог Михаила Мазеля

Ручьи*

Сей дождь – ручей, текущий из вчера.
С Земли взмывая, капли тонут в звуке.
Куда вы мчите, тучи-кучера,
в обход, идущих в небо, виадуков.
Везде, куда несётся драндулет,
два голоса, солируя в безтвердьи,
перемещают время что предмет
в пространствах между жизнями и смертью.

Сей дождь течет без “почему” и “для”.
Он просто есть как вещество и знанья,
и верить хочется, что в печках кренделя
с рассветом бюргеры съедят без притязаний.
А он – рассвет уже не за горой.
Ветра продули клапаны органа.
Поймём ли мы, заслушавшись игрой,
как вязь ручьёв хрупка и филигранна.

А голосов уже не два, а семь.
А если слух напрячь, то слышно восемь.
Ручьи втекают в небо как в бассейн,
и ветер пробегает по колосьям.
Не пастораль сменяет пастораль,
и не прелюдия нашептывает фугу:
ручья дрожит тугая магистраль
под небом, туго стянутой подпругой.

А голосов теперь не пересчесть.
И вдруг… нисходит мысль, что голос – общий.
Откуда и за что нам эта честь?
Лишь поле из ручьёв, дрожа – не ропщет.
Неизчего не канет в никуда.
Волчок вращается и экипажи мчатся.
Текут ручьи, в которых не вода,
а звуки, что умеют не кончаться.

< 3 - 5 апреля 2013 года >

(*) Ручей – bach (нем.)

Той ночью…
(Когда заканчиваются игры)

Мне приснилось той ночью, что я — партизан,
что глядят на меня автоматов глаза
сквозь стволы в белорусском дремучем лесу…
Я сквозь сон понимал, что меня не спасут
от облавы, что я совершенно один,
но не мог я позволить себя разбудить,
и секунды тянулись, за горло держа,
помогая понять смысл слова “межа”.

На мгновенье очнувшись, я снова уснул…
По лицу меня кто-то наотмашь хлестнул.
Заалели ожоги на тонких руках
и окурком к лицу пододвинулся страх,
и будильник, кошмар не давая смотреть,
всё кричал: — Ты пойми, что Война это смерть.
Для чего? Пацанёнку двенадцати лет…
Пахнет дымом пистонов его пистолет?

Было тихое утро. Стояла весна
и хотелось, чтоб не было этого сна.
Я к подушке щекою сильнее прильну,
вспоминая, как бросил все игры в Войну.

< 22 марта 2013 года >

Штрих (Над кончиком трубы)

          Навеяно увертюрой из VII-й сюиты Генделя

Любовь биением сердец
пугает духов тьмы ночной.
Скажи, что ищешь ты, гордец
над кончиком трубы печной?
Стал облаком вчерашний дым.
Не выпал завтрашний туман.
Так… не ищи её следы,
совсем, сводя себя с ума.

Но по-че-му? Но почему
всё так случается подчас,
и, не найти величину,
всю ночь на улице топчась?
Не отыскать следов от крыл.
Бесшумно падает перо.
Ты этой грустью сам накрыл
себя, мой маленький Пьеро.

Не на-всег-да?.. Прошу, ответь!
Ведь ты ушла не навсегда?
Луна над ним задела ветвь,
просыпав пудрою года.
Любовь биением сердец
возводит стены, руша их.
… ты улыбнулся, мой мудрец.
Да будет светлым этот штрих.

< 21 марта 2013 года >

Трава, проросшая из плаца

        Александру Моисеевичу Городницкому
        с любовью в день восьмидесителетия

Мой старший друг — немного капитан.
А за глаза я говорю, что и учитель.
Он невзначай открыл немало тайн
мне, говоря при этом: — Вы учтите…
Их разгадать пытались мудрецы,
и по дорогам к ним ломали шеи
и те, кто в шторм умел рубить концы,
и те, кто быстро принимал решенья.

Так говорил он, гладя пятерней
седеющих волос упрямый ежик,
а за окошком мартовский парной
накрапывал, поддакивая, дождик.
Я им внимал, чуть приоткрывши рот,
как сотню лет тому… юнцом безусым,
но слышал из разверзшихся широт:
— Малыш, умелей… умеряй искусы.

Его истории “Истории” под стать
чуть слышно шелестят, как шестеренки.
И осознание приходит неспроста,
а знания мираж дрожит в сторонке.
Печаль снимает тайную печать,
как и трава, проросшая из плаца…
Мой старший друг… Уменьем замечать
во мне открыл уменье удивляться.

< 20 марта 2013 года >